Главная > Инструменты > Жизнь тибетских монахов — как проходит день у буддийских лам? В чем секрет долголетия тибетских монахов Жить по принципу тибетских монахов.

Жизнь тибетских монахов — как проходит день у буддийских лам? В чем секрет долголетия тибетских монахов Жить по принципу тибетских монахов.

Страница 49 из 50

Три фазы процесса, как мы видим, раскрывающиеся в состояниях бардо в смерти, могут быть также восприняты в жизни на других уровнях сознания. Рассмотрим их в свете того, что приходит в сновидениях:
1. Когда мы засыпаем, чувства и более грубые уровни сознания растворяются, и постепенно абсолютная природа ума, мы могли бы сказать Изначальный Свет, на мгновение обнажается.
2. Далее идет измерение сознания, сравнимое с бардо дхарматы, которое так тонко, что обычно мы совершенно не сознаем самого его существования. Многие ли из нас в конце концов сознают момент сна до того, как начнутся сновидения?
3. Для большинства из нас, все, что мы знаем из следующей стадии, это тот момент, когда ум становится снова активным, и мы оказываемся в мире сновидений, похожем на бардо становления. Здесь мы принимаем тело сновидений и проходим через различные опыты сновидений, в значительной степени обусловленные и сформированные нашими привычками и деятельностью в состоянии бодрствования, и верим в них, как будто они являются плотными и реальными без какого-либо сознавания того, что мы спим.

ПРОЦЕСС В МЫСЛЯХ И ЭМОЦИЯХ

Такой же процесс может быть узнан в функционировании мыслей и эмоций, которые возникают в следующей манере:
1. Изначальный Свет, абсолютная природа ума, является изначальным состоянием Ригпа, которое существует прежде мыслей или эмоций.
2. Внутри его необусловленного пространства движется фундаментальная энергия - спонтанное сияние Ригпа, которое начинает возникать как основа, потенциал и топливо для грубых эмоций.
3. Эта энергия может далее принять формы эмоций и мыслей, которые неожиданно подталкивают нас к действию и обусловливают нас накапливать карму.
И когда мы близко знакомимся с медитационной практикой, мы можем видеть этот процесс с безошибочной ясностью:
1. По мере того, как мысли и эмоции постепенно умолкают, вымирают и растворяются в природе ума, мы можем моментально взглянуть на природу ума, на само Ригпа изначальное состояние.
2. Затем мы начинаем сознавать, что за постоянством и спокойствием природы ума раскрывается движение и сырая энергия, а именно - ее самоизлучение.
3. Если в проявление этой энергии проникает какое-либо схватывание, то энергия неизбежно кристаллизуется в мыслеформы, которые в свою очередь тащат нас обратно в концептуальную и ментальную активность.

ПРОЦЕСС В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ

Теперь после рассмотрения способа, которым этот процесс воспроизводит себя во сне и сновидении, и на само образование мысли и эмоции, давайте посмотрим, как это работает в нашем ежедневном опыте повседневной жизни.
Лучше всего - это близко посмотреть на движение радости и гнева. Исследуйте это движение, и вы увидите, что там всегда существует пространство или промежуток перед каждой, начинающей проявляться эмоцией. Этот чреватый момент перед тем, как энергия эмоции обретет шанс для возникновения, является моментом чистоты, четкой осознанности, в которой мы можем, если позволим себе, иметь мгновение проявления истинной природы ума. В один момент чары неведения сломлены; мы полностью освобождены от нужды или возможности хватания за что-либо, и даже понятие "прилипание" становится смешным и излишним. Тем не менее, вместо восприятия "пустотности" этого промежутка, в котором мы могли бы обрести блаженство от того, что свободны и разгружены от какой-либо идеи, отношения или концепции, мы хватаемся за сомнительную надежность знакомой привычной драмы наших эмоций, управляемых нашими глубокими сложившимися тенденциями. Так изначально необусловленная энергия, возникающая из природы ума, кристаллизуется в форму эмоции, и так ее фундаментальная чистота затем окрашивается и загрязняется сансарическим видением, снабжая непрерывный источник ежедневных омрачений и иллюзий.
Если мы в действительности проверим каждый аспект нашей жизни, как я уже показал, то обнаружим, как мы проходим снова и снова, во сне и сновидениях, в мыслях и эмоциях, тот же самый процесс, что и в бардо. И учения раскрывают нам в точности тот факт, что мы проходим через процесс бардо снова и снова, как в жизни, так и в смерти, и на всех уровнях сознания, что дает нам бесконечные возможности для освобождения как сейчас, так и после смерти. Учения показывают нам, что это является характером, формой и уникальностью процесса, и предлагает нам либо шанс для освобождения, либо потенциал для продолжения запутанности. Ибо каждый аспект всего процесса дает нам шанс для освобождения и в то же время - шанс для заблуждения.
Учения о бардо раскрывают перед нами дверь, показывая, как мы можем выйти из неуправляемого цикла смерти и перерождения, из круговорота неведения, повторяющегося из жизни в жизнь. Они рассказывают нам, что через этот процесс бардо жизни и смерти всякий раз, когда мы можем узнавать и поддерживать стабильное сознавание природы ума, Ригпа, или даже когда мы можем обрести в некоторой мере контроль над умом, мы сможем пройти через эту дверь к освобождению. В зависимости от того, к какой фазе бардо это приложено, в зависимости от вашего знакомства со Взглядом на природу ума как таковую, и от глубины понимания вашего ума, его мыслей и эмоций, это узнавание будет различным.
Тем не менее, как нам также говорят учения о бардо, то, что происходит в наших умах сейчас, при жизни, это в точности то, что случается при смерти в состояниях бардо, поскольку в сущности здесь нет разницы; жизнь и смерть едины в "нерушимой целостности" и в "текущем движении". Вот почему один из наиболее совершенных тибетских учителей семнадцатого века, Тселе Натсок Раигдрол, объясняет сущностные практики для каждого из бардо - для бардо этой жизни, умирания, дхарматы и становления - в терминах состояния нашего настоящего понимания природы мыслей и эмоций, а также ума и его восприятии:
Узнайте это бесконечное разнообразие проявлений как сон,
Как ничто иное, но проекции своего ума, иллюзорные и нереальные.
Без хватания за что-либо пребывайте в мудрости вашего Ригпа, которая превосходит все концепции;
Это является сутью практики для бардо в этой жизни.
Вы обречены вскоре умереть, и ничего тогда не принесет какой-либо реальной помощи.
То, что вы переживаете в смерти, это только лишь ваше собственное концептуальное мышление.
Не выдумывая никаких мыслей, позвольте им всем умереть в обширной протяженности самосознавания вашего Ригпа.
Это является сутью практики бардо умирания.
Какие бы проявления и исчезновения, будь то хорошие или плохие, не захватывали вас, - это ваш ум.
И этот ум сам по себе, чтобы ни возникало, есть несотворенный свет Дхармакайи.
Не прилипать к этим проявлениям, не выносить концепций по поводу их, не принимать и не отвергать их.
Это есть суть практики бардо дхарматы.
Сансара - это ваш ум, и нирвана - также ваш ум,
Всякое удовольствие и боль, и все иллюзии нигде не существуют отдельно от вашего ума.
Достигни контроля над своим собственным умом.
Это есть суть практики бардо становления.
Теперь мы готовы взглянуть на отдельное бардо, чтобы увидеть, как переплетены и взаимосвязаны наша медитационная практика, наше понимание эмоций и мыслей и наши опыты в том бардо, и как наши опыты в том бардо отражаются обратно в нашу обычную жизнь. Возможно, наиболее полезно будет изучить бардо дхарматы, в котором чистая энергия, которая могла бы стать эмоцией, начинает спонтанно возникать как присущее сияние природы ума; а эмоции, как я знаю, являются главной, наиболее захватывающей заботой человека в современной мире. Правильно понять природу эмоций - это очень далеко продвинуться на пути к освобождению.
Глубочайшая цель медитации - это быть способным оставаться неотвлеченным в состоянии Ригпа и с таким Взглядом сознавать, что все, возникающее в уме, - это ничто иное, как проявление нашего собственного Ригпа, подобно тому как солнце и миллионы его лучей являются единым и неразделимым. Как говорит Тселе Натсок Рангдрол в своей строфе о бардо дхарматы: "Все, что цепляется за проявление или исчезновение как за хорошее или плохое, это ваш ум. И этот ум сам по себе является несотворенным светом Дхармакайи..."
Итак, когда ты находишься в состоянии Ригпа, и когда возникают мысли и эмоции, ты точно узнаешь, чем они являются и откуда они выплескиваются: тогда все появляющееся становится самосиянием той мудрости. Если вы, тем не менее потеряете присутствие этой ясной, чистой сознательности Ригпа и не сможете узнать того, что возникает, то это станет отделенным от вас. Создание двойственности вытекает из того, что мы называем "мыслью", или эмоцией. Вот почему, чтобы избежать этого и их последствий, Натсок Рангдрол говорит: "Не прилипать к этим возникновениям, не выносить концепций о них, не принимать и не отвергать их: это есть суть практики для бардо дхарматы".
Эта разделенность между вами и проявлениями вашего ума, и дуалистичность, которую она порождает, становится импозантно увеличенной после смерти. Это объясняет, как без той сути узнавания истинной природы проявлений внутри ума, в бардо дхарматы, звуки, свет и лучи, которые проявляются, могут принять объективную реальность шокирующих внешних явлений, происходящих для вас. Итак, что могли бы вы по возможности сделать в такой ситуации? Спастись бегством от лучезарного сияния мирных и гневных божеств и убежать к блеклому, соблазнительному, привычному свету шести сфер? Но решающее узнавание в бардо дхарматы состоит в том, что это есть озаряющая энергия мудрости вашего ума. Будды и лучи мудрости неотделимы от вас, это ваша собственная энергия мудрости. Сознавание этого является опытом недвойственности, а вхождение в это есть освобождение.
То, что случается в бардо дхарматы при смерти, и когда эмоции начинают возникать в нашем уме в жизни, это тот же естественный процесс. Вопрос в том, узнаем мы или нет истинную природу возникновения. Если мы сможем узнать, чем в действительности являются появившиеся эмоции - спонтанной энергией природы нашего собственного ума, то мы уполномочены освободить себя от негативных эффектов или возможных опасностей, исходящих от этих эмоций, и позволить им обратно раствориться в изначальной чистоте обширного пространства Ригпа.
Эти узнавание и свобода, которые оно приносит, могут быть только плодом многих, многих лет самой дисциплинированной практики медитации, ибо это требует длительного знакомства с Ригпа - природой ума, и ее стабилизации. Ничего кроме этого не принесет нам той спокойной и блаженной свободы от наших привычных тенденций и конфликтующих эмоций, которой нам так недостает. Учения, возможно, говорят нам, что эту свободу трудно завоевать, но тот факт, что возможность реально существует, является гигантским источником надежды и вдохновения. Это - путь к совершенному пониманию мысли и эмоции, ума и его природы, жизни и смерти и, следовательно, - к постижению. Ибо просветленные, как я сказал, видят жизнь и смерть словно на ладони руки, потому то, как писал Тселе Натсок Рангдрол, они обладают знанием того что: "Сансара есть ваш ум, и нирвана также ваш ум; все удовольствие и боль, и все заблуждения нигде не существуют отдельно от вашего ума". И эти ясные знания, стабилизированные посредством длительной практики и интегрированные с каждым движением, с каждой мыслью, с каждой эмоцией в их относительной реальности сделали их свободными. Дуджом Ринпоче сказал: "Очищая великое заблуждение и мрак сердца, непрерывно восходит сияющий свет неомраченного солнца".

ЭНЕРГИЯ ВОСТОРГА

Я часто думаю о словах Дуджома Ринпоче: "Природа ума это природа всего". Мне интересно, является ли этот трехступенчатый процесс откровения бардо справедливым не только, как мы обнаружили, для различных уровней сознания и различных типов сознания как в жизни, так и в смерти, но также, возможно, для фактической природы самой вселенной.
Чем больше я отражаю три кайи и трехступенчатый процесс бардо, тем больше я нахожу эффективных и интригующих параллелей с самым сокровенным видением других духовных традиций, и множеством, как кажется, весьма различных областей человеческого. Я думал о христианском видении природы и активности Бога, как это представлено Троицей, о воплощении Христа, проявившегося в форме из лона Отца через тонкое посредство Святого Духа. Не может ли это быть, по крайней мере, пролитием света на восприятие Христа аналогично Нирманакайе, Святого Духа по аналогии с Самбхогакайей и абсолютной основы и того и другого как Дхармакайи? В тибетском буддизме слово тулку, воплощение, означает Нирманакайю - постоянно вновь появляющееся воплощение и активность сострадательной, просветленной энергии. Возможно, это понимание похоже на христианское понятие о воплощении?
Я также думаю об индуистском трехступенчатом видении сущности Бога, называемом на санскрите сатчитананда (сат-чит-ананда), что в приблизительном переводе означает "проявление, сознание и блаженство". Ибо Бог в индуизме это одновременный одномоментный экстатический взрыв всех его сил. Снова могут быть проведены поразительные параллели с видением трех кайя; Самбхогакайя, вероятно, может быть сопоставлено с анандой - блаженной энергией природы Бога; Нирманакайя - с сат, и Дхармакайя - с чит. У каждого, кто видел великое изваяние Шивы в пещерах Элефанта в Индии, имеющее три лица, представляющих три лика абсолюта, появится определенная идея о грандиозности и величии такого видения божественного.
Каждое из этих мистических видений сущности природы и действия божественного измерения показывает отличное, однако, предположительно сходное с буддийским понимание различных и взаимопроникающих уровней бытия. Не наводит ли это, по крайней мере, на мысль, что трехступенчатый процесс виден в сердце этих различных мистических традиций, даже несмотря на то, что они рассматривают реальность со своей собственной уникальной позиции?
Соображения о том, каковой может быть природа проявлений, и различные, но связанные подходы к пониманию этого, естественным образом ведут меня к размышлению о природе человеческого творчества - проявления в форме внутреннего мира человечества. Я на протяжении многих лет часто удивлялся, насколько разворачивание трех кай и бардо могут пролить свет на весь процесс художественного выражения, и намекнуть на его истинную природу и скрытую цель. Каждый индивидуальный акт и проявление творчества, будь то музыка, искусство или поэзия, или, конечно же, моменты научных открытий, как это описали многие ученые, возникают из таинственного лона вдохновения, обращенного в форму переводящей и связующей энергии. Не наблюдаем ли мы здесь еще одно предписание взаимосвязанного трехскладчатого процесса, увиденного в действии в бардо? Не потому ли определенные творения в музыке и поэзии, и определенные открытия в науке, как кажется, имеют почти беспредельное значение и значимость? И можно ли этим объяснить их силу сопровождать нас в состоянии созерцания и радости, откуда открываются некоторые существенные секреты нашей природы и природы реальности? Откуда пришли эти строки Блейка?
Вселенную видеть в Песчинке
И Небо в Диком Цветке,
Познать в каждом часе Вечность,
Держа Бесконечность в руке.
В тибетском буддизме Нирманакайя рассматривается как проявление просветления в бесконечном разнообразии форм и способов в физическом мире. Это традиционно определено тремя путями. Первое - это проявление совершенно просветленного Будды, такого как Гаутама Сиддхартха, который родился в мире и дает в нем учения; другое - это тулку, которое, как казалось бы, обычное существо, одаренное особой способностью приносить пользу другим; и третье - это, в действительности, существо, через которое некоторая степень просветления работает на пользу и вдохновение других посредством различных видов искусства, ремесла и науки. В их случае, как Калу Ринпоче говорит, просветленный импульс - это "спонтанное выражение, словно свет спонтанно излучается из солнца, без каких-либо исходящих от солнца указаний или подачи какой-либо сознательной мысли на этот счет. Солнце есть, и оно светит". Итак, может ли одно из объяснений силы и природы гениев искусства быть тем, что она производит свое абсолютное вдохновение из измерения Истины?
Это не значит, что великие художники могут каким-либо образом быть, так сказать, просветленными; из их жизней ясно, что это не так. Тем не менее, также ясно то, что они могут в определенные критические периоды и в определенных исключительных условиях быть инструментами и каналами просветленной энергии. Кто из по-настоящему слушавших великие шедевры Бетховена и Моцарта может отрицать, что через их творения временами проявляется казалось бы другое измерение? И кто, глядя на великие соборы средневековой Европы, такие как Чартерз, или на мечети Исфахана, или на изваяния Ангкора, или на красоту и богатство индуистских храмов Эллоры, не смог бы увидеть то, что художники, создававшие их, были непосредственно вдохновлены энергией, которая брызжет из лона и источника всех вещей.
Я думаю о великой работе искусства как о луне, сияющей в ночном небе; она освещает весь мир, однако ее свет не является ее собственным, но заимствован у скрывшегося солнца абсолюта. Искусство во многом помогло взглянуть на природу духовности. Является ли тем не менее одной из причин ограниченности множества современных творений утрата этого знания о невидимом сакральном происхождении искусства и его сакральной цели, которые дают людям видение их истинной природы и их места во вселенной и бесконечно восстанавливают в них неиссякаемую новизну, ценность и значение жизни и бесконечные возможности? Действительно ли истинное значение вдохновленного художественного выражения тогда является тем, что сходно с полем Самбхогакайи, - с измерением неиссякаемой светящейся, блаженной энергии, которую Рильке называет "крылатой энергией восторга", тем сиянием, которое передает, переводит и сообщает чистоту и беспредельное значение абсолютного конечному и относительному, иными словами - из Дхармакайи в Нирманакайю.

РАСКРЫВШЕЕСЯ ВИДЕНИЕ ЦЕЛОСТНОСТИ

Одним из многих путей, вдохновивших меня, был пример Его Святейшества Далай-ламы в его неисчерпаемом любопытстве и открытости перед всеми различными гранями и открытиями современной науки.
Буддизм в конечном итоге называют "наукой ума", и всякий раз, когда я созерцаю учения бардо, то их точность и неизмеримая трезвая ясность подвигают меня снова и снова к благоговению и уважению. Если буддизм является наукой ума, то Дзогчен и учения бардо представляют центральную суть этой науки, самое сокровенное и практическое семя, из которого произросло огромное древо взаимосвязанных постижений и будет продолжать процветать таким образом, который для нас пока не вообразим, поскольку человечество продолжает развиваться.
За многие годы и многие встречи с различными учениями, я все больше поражаюсь богатством параллелей между учениями Будды и открытиями современной физики. К счастью, многие ведущие философы и ученые Запада также стали осознавать эти параллели, и с живостью и смыслом исследуют их в такте, исходящем из диалога с мистицизмом, с наукой об уме и сознании и различными науками, касающимися этого вопроса. Новое видение Вселенной и нашей ответственности перед этим могли бы очень хорошо проявиться. Я убежден все более и более, что учения о бардо сами по себе с их трехскладчатым процессом развертывания, вносят уникальный вклад в этот диалог. Из всех возможных альтернатив, я предпочел бы сфокусироваться здесь на одном конкретном научном видении, которое особенно поглотило меня, - это видение Давида Бома. Бом представил новый подход к действительности, который, однако, будучи спорным, вдохновил исследователя на ответный отклик в различных областях: в самой физике, в медицине, в биологии, математике, неврологии, психиатрии, а также среди художников и философов. Дэвид Бом постиг новый научный подход к действительности, основывающийся, как и учения бардо, на понимании полноты и единства существования как нерушимого, не имеющего швов целого.
Многомерный динамический порядок, который он видит в работе Вселенной, в сущности имеет три аспекта. Наиболее очевидным является трехмерный мир объектов, пространства и времени, который он называет объяснимым или развернутым порядком. Из чего, он считает, развертывается этот порядок? Это вселенское нерушимое поле, "лоно вне времени", заключенный в себе и всеохватывающий порядок, как он это называет, являющийся всеокружающей основой нашего внутреннего опыта. Он видит взаимоотношения между этими двумя порядками как продолжающийся процесс, в котором то, что раскрыто на видимом плане, затем вновь возвращается к невидимому уровню. Как источник, организующий этот процесс в различные структуры, он "предполагает" (слово, которое Бом любит употреблять, поскольку его философия в целом состоит в том, что идеи должны порождаться свободным течением диалога, и быть всегда уязвимыми) сверхподразумеваемый порядок - все же более тонкое и потенциально бесконечное измерение.
Не могут ли быть проведены более живые параллели между этими тремя порядками и тремя кайями и процессом бардо? Как говорит Дэвид Бом:
Полное понятие о подразумеваемом порядке - это, прежде всего, путь обсуждения происхождения формы из бесформенного, через процесс объяснения или развертывания.
Я также вдохновлен размахом и одаренным воображением способом понимания материи, присущем Дэвиду Бому, которое выходит из квантовой физики к самому сознанию - скачок, который, как я думаю, более видимо проявит свою необходимость, поскольку наука раскрывается и развивается. "Ум, - говорит он, - может иметь структуру, сходную со вселенной, и лежащее в основе этого движение, которое мы называем пустым пространством, есть действительно огромная энергия, движение. Отдельные формы, которые возникают в уме, могут быть аналогами частиц, и собираясь в лоне ума, возможно, ощущаются как свет".
Наряду с понятием непроявленного и проявленного порядка, Дэвид Бом представил способ рассмотрения взаимоотношений между ментальным и физическим, между умом и материей, называемый сома-значимостью. Как он пишет:
Понятие сома-значимости подразумевает то, что сома (или физическое) и значимость (которое есть ментальное) никоим образом не существуют раздельно, но скорее всего они есть два аспекта одной всеохватывающей реальности.
По Дэвиду Бому, вселенная проявляет три взаимообоюдных аспекта: материю, энергию и значение.
С точки зрения неявного порядка, энергия и материя наделены определенного рода смыслом, дающим форму их полной активности, и материи, которая возникает посредством этой активности. Энергия ума и материальной субстанции мозга также наделена некоторым смыслом, дающим форму ее полной активности. Таким образом, вполне обычно то, что энергия охватывает материю и значение... Но также смысл охватывает как материю, так и энергию... Итак, каждое из этих базовых понятий вбирает в себя два остальных.
Упрощая чрезвычайно тонкое и рафинированное видение, мы могли бы сказать, что для Дэвида Бома смысл имеет особую и широко развернутую важность. Он говорит:
В противовес обычному взгляду, это подразумевает, что смысл является прирожденной и сущностной частью нашей всеохватывающей реальности, и это не только чисто абстрактное и неземное качество, существующее только в уме. Или вкладывая его различным образом в человеческую жизнь, весьма обычно, смысл - это бытие... В каждом акте интерпретации вселенной, мы создаем вселенную; таким образом, мы могли бы сказать, что являемся полнотой наших смыслов.
Не будет ли полезным начать рассматривать параллели между этими тремя аспектами понятия Дэвида Бома о вселенной и тремя кайя? Более глубокое исследование идей Дэвида Бома, возможно, показало бы, что смысл, энергия и материя состоят между собой в отношениях, сходных с отношениями трех кайя. Могла ли эта возможность намекнуть на то, что роль смыслов, как он объясняет это, есть нечто, аналогичное Дхармакайе, которая есть нескончаемо плодородная, необусловленная полнота, из которой возникают все вещи? Работа энергии, посредством чего смысл и материя взаимодействуют, имеет определенное сходство с Самбхогакайей. Спонтанное постоянное выплескивание энергии из лона пустоты и сотворение материи согласно видению Дэвида Бома имеет сходство с Нирманакайей - с непрерывной кристаллизацией этой энергии в форму и проявление.
Размышляя о Дэвиде Боме и о его замечательном объяснении реальности, я посягнул удивиться, какой великий ученый, который также был совершенным духовным практиком, обучавшимся у великого мастера, мог такое открыть? Какой такой ученый и мудрец, Лонгченпа и Эйнштейн в единой ипостаси, мог бы так рассказать нам о природе реальности? Будет ли одно из грядущих цветений великого дерева учений бардо научно-мистическим диалогом, тем, что мы пока что голословно воображаем, но который, как нам кажется, уже на пороге? И что это значило бы для человечества?

Сложно сказать, правда или вымысел рассказы о долгожительстве тибетских монахов. Но, возможно, легенды правдивы, и за стенами древних монастырей действительно живут люди, чья земная жизнь намного жизни обычного человека.

Согласно официальной статистике, среди ныне и долгожителей прошлого, есть представители Франции, Америки, Канады, Японии, Дании и Италии. Причем, неподтвержденным рекордсменом среди долгожителей считается китаец Ли Цинъюнь, который предположительно 267 лет. Но нет ни одного представителя из Тибета. Возможно, кроется в их образе жизни и мировосприятии.

Монахи Тибета ведут отшельнический образ жизни, большую часть времени посвящая молитвам, медитации и труду. Они редко кого пускают в свою обитель, и стараются не раскрывать своих секретов. Остается лишь догадываться, что именно дает тибетским монахам силу, здоровье и долголетие.

Одним из секретов тибетских долгожителей можно назвать правильный режим дня. Истина, внушаемая врачами с самого детства – время здорового сна 8 часов, не лишена смысла. Именно за это время организм успевает полностью отдохнуть и восстановиться. Причем, ложиться спать нужно за 2-3 часа до полуночи, а подниматься в 6 утра. Таким образом, можно привести в норму свои биоритмы и заставить свое тело работать наиболее энергично и плодотворно.

Другой секрет кроется в уходе от суеты. Те, кто пытался общаться с тибетскими монахами, независимо от цели своего визита, отмечали немногословность и безэмоциональность своих собеседников. Правильность такого подхода могут подтвердить и современные психологи. В этом случае, известное «все болезни от нервов» обретает новый смысл. Стоит убрать из своей жизни весь негатив, беспокойство, суетность и настроить себя на то, что переживания бессмысленны и несут лишь вред, как жизнь изменится. Вы станете заметно спокойнее и физически почувствуете себя лучше.

Третий секрет – постоянные, но умеренные физические нагрузки и свежий воздух. Монахи Тибета постоянно трудятся в монастыре, обеспечивая себя пропитанием. Обычному человеку совсем не обязательно ежедневно совершать изнурительные пробежки и проводить все время в тренажерном зале. Такие истязания противопоказаны людям, страдающим сердечно-сосудистыми заболеваниями, и лицам пожилого возраста. Полезнее будет ходьба и зарядка несколько раз в день. Это усилит приток крови к мышцам и органам, поможет держать тело в тонусе.

Еще одним секретом можно назвать умеренное питание. Пищи должно поступать ровно столько, сколько ее необходимо для нормальной жизнедеятельности организма. Переедание «растягивает» желудок, что приводит к ожирению, нарушению обмена веществ, сердечно-сосудистым и многим другим заболеваниям. В ежедневный рацион должны входить продукты, богатые питательными веществами, витаминами и минералами.

Духовная жизнь тибетских монахов находится за гранью понимания обычного человека. Сколько людей способны уединиться в горах, пустынях, или добровольно замуровать себя в крохотном помещении без света и свежего воздуха, имея лишь небольшую щель в стене, через которую передают скудную пищу? Такое под силу далеко не каждому, но, возможно, именно в таких тренировках духа и заключается секрет долголетия. Хотя, известны случаи долгой жизни, большую часть из которой человек провел лежа на диване.

Все новомодные «тибетские техники», «специальные» упражнения, «особые» голосовые вибрации и прочее – не более чем спекуляция на основе скудной информации о малоизученной группе людей, которые не собираются делиться своими тайнами. Мифы о левитации, телепортации, телекинезе, жизни от 300 лет и более – всего лишь плод воображения поклонников восточных культур. Ни один кружок «последователей тибетской медицины», ни одна доступная широкому кругу лиц методика не имеет никакого отношения к настоящим тибетским монастырям. Кроме того, такие практики имеют множество противопоказаний, а иногда даже опасны для жизни.


Говоря о тибетском буддизме, необходимо сразу же указать на неправомерность употребления термина «ламаизм» для обозначения этой ветви Махаяны. Сами тибетцы не знают этого слова, для них существуют лишь такие понятия, как Дхарма (чой), Дхарма Будды (сангье чой) или Махаяна (тег-па чэн-по). Это слово было создано европейцами в XIX в. для того, чтобы подчеркнуть существовавший в Тибете культ духовного учителя, «доброго друга» (кальяна митра) - ламы (от тибетских слов ла - «высокий» и ма - «нет», то есть «высочайший»). Первоначально ламами в Тибете называли только тулку - «воплощенных лам». Позднее это слово было распространено на всех полноправных членов монашеской общины - бхикшу (тиб. гелонг). В Монголии ламами стали называть вообще всех духовных лиц, носящих «одежды Дхармы», а в Бурятии это слово применяется уже как к ученикам (хуваракам), так и к мирянам, принявшим некоторые буддийские обеты. Словом лама в тибетских текстах также переводится санскритское гуру (духовный учитель). Таким образом, тибетский буддизм превращался как бы в особую конфессию, что совершенно неоправданно, поскольку тибетская монастырская традиция не только восприняла, но и с необычайной тщательностью сохранила и воспроизвела позднеиндийскую буддийскую традицию во всей ее полноте. В этом отношении с гораздо большим основанием можно было бы счесть особой конфессией китайский буддизм, сильно изменившийся и трансформировавшийся под воздействием традиционной китайской культуры. Что же касается культа лам, то йога почитания учителя (гуру-йога) - явление вполне индийское и лишенное какой бы то ни было тибетской специфики. Фактически все отличия тибетского буддизма от индийского буддизма эпохи Палов существуют только на уровне народной и бытовой религиозности, не затрагивая собственно «большую традицию».

В 60-е годы XX в. вопрос о ламаизме приобрел и политическое измерение после подавления антикитайского восстания в Тибете и бегства Далай-ламы XIV в Индию (особенно во время печально известной «Великой Пролетарской Культурной Революции» 1966-1976) власти КНР осуществили ряд репрессивных актов, направленных как против тибетского духовенства, так и против буддийской традиции и национальной культуры Тибета в целом, утверждая, что тибетский ламаизм (кит. лама цзяо) не есть буддизм или же это всего лишь деградировавшая форма буддизма, а потому он не заслуживает сохранения в качестве части общекитайского культурного наследия. Именно тогда Далай-лама призвал ученых всего мира отказаться от употребления слова «ламаизм». Не будем употреблять его и мы, причем по причинам исключительно научного характера.

Начало распространения буддизма в Тибете оку­тано легендами, но в любом случае знакомство наро­да Страны снегов с индийским учением началось не раньше VII в. В это время Тибет представлял собой мощную в военном отношении державу, управляв­шуюся царями, которые впоследствии начали воз­водить свой род к древнеиндийским царям, упоми­нающимся в «Махабхарате» и даже к самим брать­ям Пандавам - героям того же эпоса. Вообще же этногенез тибетцев остается довольно темным . Скорее всего, племена цянов, населявшие земли к северо-западу от древнего Китая и часто совершав­шие набеги на китайские пограничные районы, по­степенно, будучи теснимыми китайцами, отступали на юг до тех пор, пока не пришли на тибетское плоскогорье, где они остановились, смешавшись с не­многочисленными группами автохтонного земледель­ческого населения неясного происхождения, что про­изошло, видимо, на рубеже нашей эры. Хотя язык тибетцев относится к сино-тибетской семье (ее ти­бето-бирманской ветви), не исключено, что в их эт­ногенезе принимали участие и ираноязычные этни­ческие группы. Во всяком случае, вполне возмож­но, что таинственный Шаншунг, древнее государство, из которого, согласно тибетским легендам, пришел Шенраб, создатель их национальной религии бон (бон-no), был населен народом, говорившим на язы­ке индоевропейского происхождения.

Религия бон, скорее всего, представляла собой одну из форм центральноазиатского шаманизма. Позднее бон подвергся настолько мощному влиянию буддизма, что, по существу, превратился в одно из не совсем «ортодоксальных» направлений буддизма: религиозная доктрина, иконография и пантеон, содержание и сама форма священных текстов, архитектура храмов, формы религиозной практики бон - все это стало лишь едва и с трудом отличаемым от собственно буддийского. Поэтому судить о древнем бон по современному облику этой религии, еще имеющей некоторое распространение среди тибетцев, совершенно неправильно. Столь же неверно и предполагать бонское происхождение некоторых форм буддийской практики в Тибете (Дзог-чэн) лишь на том основании, что ее практикуют и современные последователи бон.

Как уже говорилось, к началу распространения буддизма, Тибет был молодым, но сильным государством, доставлявшим много беспокойства своим соседям, прежде всего китайской империи Тан (618- 907), некоторые пограничные территории в VII- IX вв. постоянно переходили из рук в руки. К таковым относился и Дуньхуан, город у так называемого Ганьсуского прохода на северо-западе Китая (современная провинция Ганьсу), сыгравший очень важную роль в распространении буддизма как в самом Китае, так и в Тибете.

Согласно тибетским источникам, впервые о буддизме тибетцы узнали благодаря чуду: в правление царя Лхатотори (IV в. ?) с неба упал ларец, в котором находился текст «Карандавьюха сутры» и священные предметы. Царь и его потомки почитали сутру как «таинственного помощника», и благодаря этому государство процветало.

В первой половине VII в на престол вступил первый из тибетских «царей Дхармы» - Сронцзангампо, который позднее стал считаться воплощением покровителя Тибета - бодхисаттвы Авалокитешвары. Легенда утверждает, что в его волосах даже была скрыта вторая голова - духовного «отца» Авалокитешвары - Будды Амитабхи. Сронцзангампо взял в жены двух принцесс - дочь царя Непала и дочь китайского императора Тай-цзуна по имени Вэнь-чэн (последнее обстоятельство указывает на то, насколько Китай тогда опасался военной мощи Тибета - императоры Государства Центра только при крайних обстоятельствах выдавали своих дочерей замуж за «варварских» правителей). Обе жены Сронцзангампо были буддистками, привезшими с собой в Тибет буддийские тексты и предметы культа. Особенно важным был дар Вэнь-чэн, которая привезла большую статую Будды, считающуюся и ныне (она находится в монастыре Джокханг в Лхасе) одной из главных святынь Тибета. Тибетская традиция почитает этих принцесс как воплощения двух ипостасей бодхисаттвы Тары - зеленой и белой.

Кроме того, царь послал в Индию своего сановника Тхонми Самбхоту, который на основе индийского бенгальского письма разработал национальный тибетский алфавит; таким образом, у тибетцев появилась письменность. Тхонми Самбхота также написал первую грамматику тибетского языка, взяв за образец грамматики санскрита.

В последующие сто лет буддизм очень медленно укоренялся в тибетском обществе, оставаясь в целом религией инородной и чуждой тибетцам. Ситуация начала меняться в середине VIII в., когда царь Тисрондэцзан пригласил для проповеди одного из крупнейших буддийских ученых и философов того времени - Шантаракшиту, внесшего важный вклад в развитие как мадхьямаки, так и йогачары. За свои огромные труды по распространению буддизма в Тибете Шантаракшита получил почетный титул «Ачарья-бодхисаттва», то есть <Бодхисаттва-Учитель». Шантаракшита основал первые буддийские монастыри, прежде всего монастырь Самьелинг, или просто Самье, близ Лхасы, ставшей приблизительно в это время столицей тибетского государства. Шантаракшита также впервые постриг в монахи нескольких тибетцев из знатных кланов (в соответствии с правилами Винаи муласарвастивадинов - 779 г.). Однако классическая Махаяна, представителем которой был Шантаракшита, с трудом воспринималась неискушенными в философских и этических тонкостях тибетцами, бывшими тогда народом воинственным и неукротимым. К тому же бонские жрецы и шаманы чинили распространению буддизма различные препятствия, ссылаясь на волю богов и демонов Тибета. Поэтому Шантаракшита посоветовал Тисрондэцзану пригласить в Тибет тантрического йогина и чудотворца Падмасамбхаву (Лотосорожденного) из Уддияны.

Падмасамбхава сыграл столь важную роль в распространении буддизма в Тибете, что его почитают там почти наравне с Буддой, особенно среди последователей так называемых «нереформированных» или «красношапочных», школ, не принявших религиозной реформы Цзонкхапы. Собственно биографией Падмасамбхавы мы не располагаем, а тибетское житие этого йогина настолько перегружено всевозможными сюжетами мифологического характера, что реконструировать по этому житию реальную биографию совершенно невозможно; по существу, мы даже не знаем точно, где находилась та страна - Уддияна, которая считается его родиной (разброс мнений специалистов тут очень велик - от Ориссы в Индии до Центральной Азии).

Согласно тибетскому житию, Падмасамбхава был проявлением, «магически созданным телом» (нирманакая) Будды Амитабхи; он родился из цветка лотоса, в связи с чем и получил свое имя. Будучи, подобно Будде, принцем, Падмасамбхава опять-таки как и Будда покидает дворец и становится отшельником. Во время медитаций на кладбищах и в недоступных пещерах он получает тайные тантрические посвящения от фей-дакини и становится великим йогином и чудотворцем.

Прибыв в Тибет, Падмасамбхава приступил к проповеди буддизма и демонстрации тибетцам своих магических способностей. По-видимому, могущество, даруемое тантрической йогой, произвело на тибетцев большее впечатление, чем проповедь пути бодхисаттвы, которую вел Шантаракшита Возможно также, что тантрический буддизм Падмасамбхавы чем-то (по крайней мере, внешне) показался тибетцам похожим на привычный для них шаманизм. Как сообщает житие, Падмасамбхава посрамил бонских жрецов и колдунов, превзойдя их магическое искусство, и подчинил демонов и злых духов Тибета, обратив их в буддизм и сделав дхармапалами - божествами, защищающими Дхарму. Даже покинул Тибет Падмасамбхава не обычным способом: обретя волшебное иллюзорное тело, он взошел на небо по арке из радуги, сидя верхом на коне.

Вскоре престарелый Шантаракшита скончался, пригласив себе на смену из Индии своего ученика и преемника Камалашилу, также весьма известного ученого. С именем Камалашилы связана знаменитая полемика в Самье, сыгравшая важную роль в истории распространения буддизма в Тибете.

Дело в том, что одновременно с индийскими монахами в Тибете стали появляться и китайские проповедники буддизма, причем они, по-видимому, посещали Тибет даже до правления Сронцзангампо. Первоначально тибетские цари относились к ним благосклонно, даже направляли образованных тибетцев в Китай (в основном в Ба - часть современной провинции Сычуань на юго-западе Китае). Отправляли цари свои послания с просьбой о разъяснении трудных вопросов буддийского учения и к китайским монахам Дуньхуана.

Однако после того, как в Тибете длительное время проповедовал такой образцовый представитель классической индийской Махаяны, как Шантаракшита, постепенно стало выясняться, что между учением Ачарья-бодхисаттвы и доктринами китайских (и некоторых корейских: в Тибете был достаточно известен своими проповедями Учитель Ким, также придерживавшийся чаньской традиции) хэшанов существуют серьезные, а может быть, и непримиримые противоречия. Между тем и Камалашила как преемник Шантаракшиты, и китайские монахи имели своих многочисленных последователей из числа тибетской аристократии, придворной знати и членов царской семьи. Поэтому возникла потребность выяснить, какой все-таки вариант буддизма является истинным и в большей мере соответствующим учению самого Будды (подход вполне естественный для неофитов-тибетцев). И выяснить это было решено традиционным для Индии способом - путем диспута, на котором индийскую сторону представлял сам Камалашила, а китайскую Хэшан (в тибетских источниках этот «титул» воспринимается в данном случае как имя) Махаяна (тиб. Хва-шан Маха-ян; кит. Хэшан Мохэянь). Этот диспут и состоялся в монастыре Самье (точная дата его неизвестна, условной датой проведения диспута можно считать 790 г.).

Согласно традиционным тибетским источникам, диспут закончился полной победой Камалашилы (что привело даже к самоубийствам среди сторонников Хэшана Махаяны), после чего царь запретил проповедь китайского буддизма и Тибет окончательно и бесповоротно обратился к классическим индийским образцам. Однако реальные последствия диспута были несколько иными по сравнению с сообщениями поздних тибетских источников (в основном написанных гелугпинцами в XVI-XVIII вв., когда Китай все активнее и активнее стал заявлять о своих правах на контроль над Тибетом). Чтобы оценить их, необходимо подробнее рассмотреть сам обсуждавшийся на диспуте в Самье предмет.

Тибетские источники сводят предмет дискуссии к нескольким положениям.

Во-первых, Хэшан Махаяна учил, что пробуждение и обретение состояния Будды происходит мгновенно, или внезапно, тогда как Камалашила проповедовал классическую доктрину пути бодхисаттвы, восходящего по десяти ступеням совершенствования в течение трех неизмеримых мировых циклов благодаря практике шести совершенств.

Во-вторых, Хэшан Махаяна отрицал ценность самих парамит, считая их мирскими добродетелями (за исключением праджня-парамиты), способствующими улучшению кармы, но не имеющими никакого отношения к пробуждению и реализации природы Будды. С его точки зрения, следовало пресечь всякую кармическую активность вообще, ибо добрые дела также привязывают к сансаре, как и дурные.

В-третьих, Хэшан Махаяна в отличие от Камалашилы считал, что главным методом совершенствования является созерцание, направленное на достижение полной остановки мыслительного процесса и обретение состояния «недумания» (кит. у нянь), при котором исчезают все различия и ментальные конструкты (викальпа, кит. фэньбе), равно как и субъектно-объектная дихотомия. Вслед за прекращением «думания» наша собственная природа, которая есть природа Будды, раскрывается немедленно и спонтанно. Камалашила же не признавал этот метод, считая его чисто отрицательным и не ведущим к пробуждению.

Уже из этих трех пунктов видно, что реальная полемика велась вовсе не между индийским и китайским буддизмом (и не между классической Махаяной и учением китайской школы Чань), как это обычно считается. Масштабы полемики в Самье выходят далеко за эти рамки Это полемика между двумя течениями и в индийском буддизме, и в махаянском буддизме вообще, ибо тезисы, выдвинутые Хэшаном Махаяной, отражали позиции, которых придерживались и многие буддисты в самой Индии (особенно в рамках тантрической традиции, несколько позднее они будут в полной мере представлены в учениях махасиддхов и традиции, известной как Маха-мудра). Теоретической их основой, несомненно, была теория Татхагатагарбхи (особенно положение «наш собственный Ум и есть Будда»), тогда как Камалашила вслед за своим учителем придерживался учения синкретической школы мадкьямака сватантрика йогачара с ее совершенно иным пониманием как структуры пути, так и характера природы Будды.

Отзвуки полемики в Самье могут быть обнаружены и в главном труде Камалашилы - трактате «Рассмотрение ступеней созерцательной практики» («Пурва бхавана крама»), из которого, впрочем, ясно, что взгляды Хэшана Махаяны отнюдь не были достоянием только китайского буддизма, имея своих сторонников и в самой Индии.

Приблизительно через десять лет после полемики в Самье Камалашила был убит неизвестно кем и по неизвестным мотивам (поздние тибетские источники обвиняют в этом китайцев, что представляется совершенно невероятным: ни школа Чань, ни буддизм вообще на обладали в Китае каким-либо государственным статусом; скорее ответственность за это лежит на бонском жречестве и его сторонниках из числа тибетской знати).

Если контекст полемики в Самье был гораздо шире того, который обозначен традиционными историографами, то последствия ее были гораздо скромнее сообщаемых теми же историографами. Китайский Чань не был искоренен указом Тисрондэцзана (если таковой указ вообще был) и продолжал присутствовать в тибетском буддизме в течение всего IX в., постепенно исчезнув только в следующем столетии в связи с общим упадком буддизма в Тибете и прекращением контактов между тибетскими и китайскими буддистами, вызванным гонениями на буддизм в обеих странах (об этом - ниже) и смутами как в Тибете после распада единого государства, так и в Китае после падения династии Тан. И только в XI в., в период так называемой второй рецепции буддизма в Тибете и возрождения там махаянской традиции, сангха и миряне Страны снегов окончательно и на этот раз бесповоротно обратились в сторону Индии, взяв, восприняв, сохранив и развив богатейшее наследие ее буддийской культуры.

Тем не менее, «чаньский» субстрат сохранился в тибетском буддизме. Свидетельством этому является теория и практика течения Дзог-чэн, или Дзог-па чэн-по (маха ати-йога), являющегося высшей йогой тибетской школы Ньингма-па («Старая» или «Древняя» школа), возводящей свои корни к самому раннему этапу рецепции буддизма в Тибете и считающей своим основателем самого Падмасамбхаву. А именно во времена Падмасамбхавы влияние китайских «хэшанов» из школы Чань было наиболее интенсивным. Дзог-чэн учит, что природа нашего ума (читтатва; сем-ньи/семсньид) есть изначальный недвойственный гносис (джняна или видья, риг-па или йешес/ешей), который присутствует в любом наличном акте сознания. Осознание (актуализация) этого постоянного присутствия есть обретение состояния Будды (ср. с чаньским принципом «Смотри в свою природу, и станешь Буддой»).

В первой половине IX в. Тибетом правил царь Ралпачан, отличавшийся исключительным благочестием. При нем начинается регулярная работа по переводу санскритских канонических текстов на тибетский язык, осуществлявшаяся как индийскими учеными - пандитами, так и знающими санскрит тибетскими лоцзава (переводчиками). Один из указов Ралпачана запрещал переводить на тибетский язык хинаянские сочинения других школ, нежели сарвастивада, а также «тайные заклинания» (по-видимому, имелись в виду какие-то категории тантрических текстов). Однако скоро над буддизмом в Тибете сгустились тучи.

В начале 40-х годов IX в. царь Ралпачан был убит своими сановниками, продолжавшими покровительствовать религии бон и бонскому жречеству; на тибетский престол вступил брат Ралпачана - Лангдарма, оказавшийся тибетским Юлианом Отступником. Лангдарма отказался от поддержки буддизма и восстановил все привилегии бонского жречества. Начались гонения на буддизм, закрытие монастырей и насильственное возвращение монахов к мирской жизни (достаточно курьезным совпадением является то обстоятельство, что в это же самое время начинаются сильнейшие за всю историю Китая гонения на буддизм в этой стране - 845 г., так называемые гонения годов Хуэй-чан). Однако эта реставрация старой религии была не более успешной, чем попытки римского коллеги Лангдармы восстановить античное язычество, покончив с «галилеянами», и закончилась примерно так же. Один из буддийских монахов, некто Палдордже, «преисполнившись сострадания к царю» , убил его. После этого Палдордже удалился в уединение, посвятив всю свою жизнь изучению махаянских текстов и медитации. Гибель царя-гонителя и сейчас празднуется в регионах распространения тибетского буддизма; во время празднеств исполняется особая мистерия, повествующая о том, как Палдордже вначале натерся сажей сам и натер ею своего коня, а после покушения на Лангдарму омылся в озере, помыл коня, вывернул наизнанку свою одежду и таким образом ушел от погони.

Гибель Лангдармы имела самые отрицательные воздействия на судьбы тибетского государства: после его убийства начинается борьба за власть, кровопролитные междоусобицы и смуты, приведшие в конечном итоге к распаду Тибетского царства на отдельные феодальные владения. Наступают темные времена тибетской истории - период смут и междоусобных войн продолжался около ста пятидесяти лет, до начала XI в. Но единым Тибет станет только в XVII в.

Распад тибетского государства крайне отрицательно сказывается и на буддизме в этой стране, который в конце IX в. приходит в полный упадок, продолжавшийся и в течение всего X в.; можно сказать, что в это время буддизм в Тибете существует только номинально.

В оставшихся тибетских монастырях практически исчезает традиция Винаи, сами монастыри превращаются в своего рода общежития семейного духовенства. Правила истолкования тантр забыты, и они начинают пониматься буквально, что приводит к совершенно невероятному росту распущенности духовенства, а также расцвету грубой магии и колдовства. Этот упадок продолжался до середины XI в., когда происходит быстрое возрождение буддизма.

Впрочем, справедливости ради надо отметить, что и в X в. предпринимались попытки преодолеть упадок буддизма. Здесь следует прежде всего назвать Ринчэн Цзанпо, проповедовавшего в восточном Тибете (современный Ладак на территории Индии; от того времени в Ладаке сохранился монастырь Алчи с великолепными фресками). Принявший монашество бывший номинальный царь Тибета Хорде (монашеское имя Ешей Од) послал Ринчэн Цзанпо и несколько других молодых монахов учиться в Индию, однако из них только он один стал выдающимся буддистом. Ринчэн Цзанпо вместе с индийскими пандитами перевел много санскритских текстов.

В XI в. в Тибете происходит фактическая вторая рецепция буддизма. Она имела ряд существенных отличий от первой.

Во-первых, в период до гонений Лангдармы буддизм в Тибете был прежде всего верхушечным явлением; буддистами (включая монахов) были главным образом аристократы. Теперь буддизм быстро распространяется и в народе, а Тибет за какие-то сто-двести лет превратился в подлинную цитадель буддизма, «Страну Дхармы», как потом и стали называть свою родину тибетцы. Во-вторых, ранняя традиция была гетерогенной, сочетая в себе элементы как индийского, так и китайского буддизма. С XI в. тибетцы стремятся максимально точно воспроизводить именно и только индийские образцы. И наконец, если в VII-IX вв. процесс распространения буддизма в Тибете был долгим и трудным, теперь тибетцы жадно ловят каждое слово индийских учителей и быстро усваивают весь объем буддийского учения в его позднемахаянской форме.

Восстановление буддийской традиции в Тибете шло двумя путями: реставрация монашеской традиции Винаи и распространение мистических, йогических форм тантрического буддизма Ваджраяны. Огромную роль в восстановлении монастырской системы в Тибете сыграл монах из знаменитого бенгальского монастыря-университета Викрамашила по имени Атиша (Джово Атиша, Дипанкара Атиша Шри-джняна, 982-1054). Созданная им школа Кадам-па стремилась не только возродить строгие принципы монастырских уставов, основывающихся на Винае, но и ввести в рамки Винаи ваджраянскую практику тантрической йоги, а также разработать систему монастырского образования и схоластической монашеской учености. После XV в. школа Кадам-па практически исчезает, слившись с близкой ей по духу школой Гелуг-па Очень активно Атиша и его последователи занимались также переводами буддийского канона и философских сочинений на тибетский язык.

Вторая линия возрождения буддизма на тибетском плоскогорье была чисто йогической, она восходила к индийской традиции махасиддхов (великих совершенных), связанной с именами таких знаменитых йогинов, как Тилопа и Наропа. В Тибет ее принес йогин и переводчик Марпа, проповедовавший узкому кругу своих учеников методы «шести йог Наропы». Большое значение Марпа и его преемники придавали также практике маха-мудры - непосредственного постижения природы своего сознания как природы Будды. Школа, основанная Марпой, получила название Кагью-па (монголизированное произношение - Каджуд-па), восходящее к тибетскому корню гью/джуд, означающему нить, струну, а метафорически - традицию, линию передачи учения (этим словом, кстати, переводилось и санскритское «тантра»). Поскольку индийские махасиддхи придавали огромное значение непосредственной передаче учения, йогических посвящений и практических методов от учителя к ученику, их тибетские преемники и обозначили свою школу этим словом (Кагью-па - школа Преемственности).

Любимым учеником Марпы и его преемником в качестве главы школы стал крупнейший тибетский поэт Миларепа (1040-1123). В юности Миларепа был далек от буддизма, и даже практиковал черную бонскую магию с целью извести родственников, ранее причинивших много зла его семье. Позднее Миларепа пережил глубокое раскаяние и обратился в буддизм. После тяжких испытаний он стал учеником Марпы, который и сделал его своим преемником. Миларепа стоит у истоков тибетской традиции уединенного горного отшельничества: в труднодоступных горных пещерах он практиковал йогу туммо - внутреннего тепла, которая, по его словам, неоднократно спасала его во время суровых тибетских зим. Практика туммо занимает важное место в методах школы Кагью и в настоящее время когда вы слышите о гималайских «йогах», в лютую стужу соревнующихся в горах в том, кто скорее высушит теплом своей обнаженной спины мокрую простыню, знайте, что речь идет именно о кагьюпинских репа(рес-па) - носящих белые льняные одежды йогинах, практикующих туммо. Будучи незаурядным поэтом, Миларепа написал множество стихов и песен, которые еще в недалеком прошлом знал наизусть любой традиционно образованный человек в Тибете и Монголии.

Своим преемником Миларепа сделал одного из своих самых поздних учеников - Гамбопу (Гампо-пу), автора многих ученых буддийских сочинений. Со времени Гамбопы у школы Кагью-па появились свои монастыри, и индивидуальная йогическая практика оказалась дополненной принципами монашеской дисциплины.

После Гамбопы школа Кагью-па разделилась на несколько ветвей - субтрадиций (так называемые «четыре большие и восемь малых»). Наиболее важным и влиятельным стало направление, известное как Карма-кагью (слово «карма» здесь восходит к названию главного монастыря этого направления - основанной в 1147 г. обители Кармаданса). Духовный глава направления носит титул Кармапа (в настоящее время школу возглавляет Кармапа XVII). Карма-кагью иногда называют «черношапочной школой», потому что «короной» Кармап является головной убор черного цвета, пожалованный Кармапе одним из китайских императоров династии Юань (1279-1368). Сегодня эта регалия находится в монастыре Румтек в гималайском княжестве Сикким (до 1975 г. - под индийским протекторатом, с 1975 г. оккупировано Индией). Кармапа считается третьим по статусу иерархом Тибета (после Панчэн-ламы и Далай-ламы).

Другие субтрадиции школы Кагью-па были постепенно вытеснены доминирующей в Тибете с XVII в школой Гелуг-па на окраины тибетского мира. Сейчас они занимают лидирующие позиции в таких гималайских областях, как королевство Бутан, Сикким, Ладак (в составе индийского штата Джам-му и Кашмир), а также в некоторых частях Непала. В Ладаке весьма влиятельна субтрадиция Дригун-кагью (Бригун-кагью), всегда бывшая довольно малочисленной, но прославившаяся ученостью своих монахов, написавших множество сочинений по различным аспектам теории и практики тибетского буддизма. Одним из наиболее авторитетных представителей этого направления на Западе является тибетский лама Ламчэн Гьялпо Римпоче, длительное время возглавлявший ассоциацию буддистов Тайваня, а ныне создавший религиозный и культурно-образовательный центр в США (штат Нью-Джерси). Летом 1992 г. он приезжал в Петербург и проповедовал в Санкт-Петербургском буддийском храме - Дацане Гунзэчойнэй.

В конце XII в. самой влиятельной школой тибетского буддизма становится основанная еще в 1073 г. школа Сакья-па (буквально: «Желтая Земля», по названию местности, где был возведен первый монастырь этой школы). Школа Сакья-па прославилась как выдающимися учеными трудами своих иерархов, так и политической ролью, которую она играла в Тибете в XIII-XIV вв. Именно с этой школой связано и происхождение титула Далай-лама («лама, [чья мудрость подобна] океану») - так назвал одного из виднейших иерархов Сакья-па, ее пятого главу Пагба-ламу китайский император Монгольской династии Юань Хубилай (юаньский Ши-цзу, 1279-1294).

Монастырь Сакья контролировался аристократическим кланом Кхон, из числа представителей которого выходили иерархи этого направления буддизма. Школа Сакья-па не требовала обязательного безбрачия у духовных лиц, но существенным ограничением здесь было требование прекратить половую жизнь после рождения наследника. Однако сакьяские иерархи принимали монашеские обеты, что привело к установлению практики передачи сана настоятеля и первоиерарха школы от дяди к племяннику в рамках клана Кхон.

Доктрина школы Сакья-па восходила к учению индийского йогина, махасиддхи Вирупы, провозгласившего принцип «плод-результат», согласно которому цель пути непосредственно реализуется в процессе его прохождения. По философским взглядам последователи Сакья-па придерживались синтеза умеренной мадхьямаки и йогачары.

Несмотря на то, что представители школы Сакья-па отличались ученостью и были авторами многочисленных сочинений, эта школа прославилась прежде всего своей политической активностью в плане достаточно успешных попыток объединения Тибета в единое теократическое государство; в этом отношении иерархи Сакья-па, несомненно, были непосредственными предшественниками гелугпинцев. Сакьяс-цам практически удалось достичь этой цели, чему способствовали их тесные контакты с правителями монгольской императорской династии Юань в Китае.

Помимо основной ветви к школе Сакья-па примыкал еще ряд субтрадиций, наиболее влиятельной из которых было направление Джонанг-па (также по названию центрального монастыря этой субтрадиции), обозначенное известным британским буддологом Дж. С. Руеггом как «школа буддийских онтологов». Уникальностью Джонанг-па является ее исключительная ориентация на сутры, провозглашающие учение о Татхагатагарбхе в качестве высшей и окончательной доктрины, что роднит ее со школами китайского буддизма. Придавали большое значение джонагпинцы и практике йоги, уделяя особое внимание знаменитой «Калачакра тантре» («Тантра Колеса Времени»). Противники обвиняли последователей Джонанг-па в том, что ее учение находится под влиянием небуддийских, брахманистских идей, что вряд ли соответствовало действительности. Тем не менее, в XVII в. гелугпинцы, установившие контроль своей школы над Тибетом, запретили направление Джонанг-па как «еретическое», оно почти прекратило свое существование и возродилось только во второй половине XIX в.; в настоящее время эта школа насчитывает несколько тысяч последователей. Однако гелугпинцы вряд ли были искренни в объяснении мотивов своих репрессий - например, они не предприняли никаких акций против школы Ньингма-па, хотя ряд ее доктрин и форм практики гораздо дальше отходили от общепринятого в Тибете буддийского стандарта. Скорее причиной запрета Джонанг-па стало то обстоятельство, что ее активно поддерживали феодальные кланы, решительно противившиеся установлению в Тибете теократии Далай-лам.

Несмотря на то, что Джонанг-па никогда не была особенно многочисленна, она дала миру одного выдающегося буддийского ученого - Таранатху (Дараната Гунга Ньинбо, 1575-1634). Таранатха был историком, знатоком санскрита, собирателем и восстановителем памятников истории Тибета. Он перевел ряд санскритских грамматических сочинений, но прославил Таранатху его собственный труд - знаменитая «История буддизма в Индии» (1608 г.). «Перерождениями» Таранатхи считались ургинские хутухты - первоиерархи монгольской буддийской «церкви».

Позднее других оформилась в качестве организованной школы Ньингма-па, хотя само это название и означает «старая», или «древняя», поскольку ее последователи считали, что они хранят верность тому буддизму, который принес собой в VIII в. из Индии Падмасамбхава, почитаемый ими как Гуру Римпоче («Драгоценный Учитель»), и отвергают все пришедшие в Тибет позднее доктрины и формы практики как ненужные нововведения. Таким образом, ньингмапинцы являются своеобразными «старообрядцами» Тибета.

Действительно, многие ритуалы и другие ньингмапинские формы практики содержат в себе достаточно много не буддийских, а шаманских (по-видимому, бонских) элементов - показатель того, что своими корнями Ньингма-па уходит в период, когда буддийская традиция в Тибете еще не установилась. Связь Ньингма-па с ранним периодом истории буддизма в Тибете видна и из наличия в ее методах отчетливого китайского (чаньского) субстрата, на что уже указывалось при разговоре о последствиях полемики в Самье. Кроме того, ньингмапинцы имеют свою классификацию тантр и свой канон. Они не признали новые, усовершенствованные переводы санскритских текстов, сделанные в XI-XII вв., оставшись верны архаичным трудам ранних переводчиков. С одной стороны, санскритские оригиналы многих тантр ньингмапинской традиции неизвестны, с другой - ньингмапинцы не признают авторитета иных безусловно аутентичных тантр, не обнаруженных, однако, в Тибете до XI в. (к последним относится, например, «Калачакра тантра», считающаяся другими школами вершиной мистических учений Ваджраяны). Огромную роль (часто большую, нежели собственно переводные санскритские тексты) в школе Ньингма-па играют тексты из так называемых терма, «кладов» (эти тексты называются также терчой): ньингмапинцы утверждают, что часть этих текстов была спрятана самим Падмасамбхавой, поскольку в его время тибетцы еще не могли понять их, а часть - буддистами во время гонений Лангдармы Терма стали активно «открываться» с XI в., но пик этого процесса пришелся наXIV в.: это время и может считаться периодом организационного оформления школы.

Школа Ньингма-па дала нескольких крупных мыслителей - это, прежде всего, Лонгчэнпа, или Лонгчэн Рабджампа (Нацог Рандол, 1308-1363), писавший в основном по вопросам Дзог-чэна и доксограф Ми-пхам Гьямцо/Джамцо (1846-1912), которому принадлежат также сочинения по философии Махаяны.

Для ньингмапинской традиции характерно отсутствие больших монастырей и предпочтение практики в затворничестве (ритод) - индивидуальной или в составе небольшой группы.

В XIX в. на базе Ньингма-па возникает новое, «внешкольное» движение тибетского буддизма, известное как Риме (Рис-мед). Оно возникло в местности Кхам благодаря деятельности таких лам, как Шеванг Норбу и Ситу Панчэн. Важную роль в новом движении сыграли также Джамгон Конгтул (1813-1899), Джамъян Кхьенце Ванг-бо (1820-1892) и упомянутый выше Ми-пхам Гьямцо. Последователи Риме утверждали, что помимо изучения и практики традиции собственной школы необходимо также приобщаться к другим традициям буддизма, независимо от их школьной принадлежности. В настоящее время небольшие общины Риме имеются и в России (Москва, Санкт-Петербург).

Хотя Ньингма-па не получила значительного распространения за пределами Тибета и гималайского региона (особенно, Сикким), тем не менее отдельные последователи этой школы встречались и в Монголии, и в Бурятии; есть данные о значительной роли ньингмапинских лам в распространении буддизма в Туве. В настоящее время в России существует несколько русскоязычных ньингмапинских общин и групп, практикующих Дзог-чэн (например, в Москве и Санкт-Петербурге). Важную роль в знакомстве российской публики и верующих-буддистов с Дзог-чэн (а также - с маха-мудрой) сыграла деятельность бурятского буддийского йогина и ученого-буддолога и тибетолога Бидии Дандаровича Дандарона (1914-1974), репрессированного за проповедь буддизма и создание неофициальной религиозной группы в 1972 г. и вскоре умершего в заключении.

XI-XIV вв. - период активной переводческой деятельности, начатой Атишей и его учениками. Именно в это время не только делаются новые адекватные переводы санскритских текстов, но и формируется тибетская Трипитака - Ганджур (Кангь-юр) и «второканоние» (Данджур/Тангьюр). Уже первые переводчики (лоцзавы) санскритских текстов на тибетский столкнулись со сложнейшей проблемой: в языке незатейливых горцев просто не было слов для передачи изощренной религиозно-философской терминологии буддизма. В результате сложнейшей филологической работы тибетские монахи и их индийские помощники фактически создали новый, в значительной степени искусственный, тибетский язык, изобретя огромное количество неологизмов, калькирующих санскритский термин. При этом тщательно соблюдался принцип единообразия: один и тот же санскритский корень или аффикс всегда передавался одним и тем же тибетским корнем (в отличие от флективного санскрита тибетский язык является изолирующим и, следовательно, корневым). Калькирование велось таким образом: сложное слово «бодхисаттва», например, состоит из двух простых слов: бодхи - «пробуждение» и саттва - «существо»; тибетцы перевели его как чан-чуб сем-па, где чан и чуб почти синонимичны и означают «светлый», «ясный», «чистый», а сем-па - «существо». Соответственно, сочетание чан-чуб передавало и само слово бодхи (правда, слово «Будда» передавалось другими корнями - сан-гъе, а Шакьямуни звучало как Шакьятуб-па, что, строго говоря, должно было бы передавать несуществующее санскритское слово «Шакьясиддха»; но это скорее исключение из правила). В результате тибетские переводы оказались фантастически точными, и, как правило, они достаточно удобны для реконструкции исходного санскритского текста. Сказанное выше касается именно «новых» переводов XI-XIV вв., ранние же (до периода правления Лангдармы) достаточно аморфны и описательны, хотя общие принципы перевода существовали уже в то время. Кроме того, ранние переводы иногда делались с китайского, а не с санскритского оригинала. Теперь переводятся только санскритские тексты; практика двойного перевода отброшена.

В результате переводческой деятельности лоцзав была создана тибетская Трипитака - Ганджур и «второканоние» - Данджур, то есть собрание переводных индийских шастр, религиозно-философские сочинения тибетских авторов, индийские сочинения по грамматике, астрономии (астрологии), математике, медицине, памятники классической индийской литературы и т. д. Если тексты Ганджура в основном совпадают с текстами, вошедшими и в китайскую Трипитаку, то Данджур является вполне оригинальным, и потому еще более ценным, сводом текстов.

XIII-XIV вв. - время становления традиционной тибетской историографии. И здесь необходимо назвать имя Будона (Будон Ринчэндуб, 1290-1364). Будон был уникальной, энциклопедической личностью: философом, комментатором, историком, тантрическим йогином и интерпретатором «Калачакра тантры» и настоятелем монастыря Шалу. Главное произведение Будона - «История буддизма в Индии и Тибете» (была переведена на английский язык выдающимся российским буддологом Е. Е. Обермиллером), послужившая основой для последующих более фундаментальных трудов - «Голубых анналов» (переведены на английский язык Ю. Н. Рерихом), «Истории буддизма в Индии» Таранатхи и «Истории Тибета» Далай-ламы V. Принимал Будон активнейшее участие и в составлении Ганджура: так, именно он отобрал для включения в Ганджур двадцать пять так называемых «старых тантр» школы Ньингма-па, хотя и относился достаточно подозрительно к этим текстам неясного происхождения, не имеющим установленного санскритского прототипа. По своим философским взглядам Будон явно тяготел к теории Татхагатагарбхи, что сближает его с мыслителями школы Джонанг-па.

Вершиной развития буддийской культуры Тибета и вместе с тем знаком завершения творческого, креативного, периода ее истории, стало творчество и деятельность выдающегося реформатора буддизма Цзонкхапы (Цзонкхапа Лобзан Драгпа, 1357- 1419).

Цзонкхапа родился в провинции Амдо, на северной окраине Тибета (в настоящее время это территория китайской провинции Цинхай), близ современного города Синина, где впоследствии был возведен большой монастырь Кумбум, называемый китайцами Таэрсы. Житие (намтар) Цзонкхапы повествует, что его рождению (он был четвертым ребенком в семье) предшествовали многие чудесные знамения, а на коре и листьях дерева, росшего во дворе дома его родителей, появились даже тексты мантры «Ом мани падме хум» и других мантр. Цзонкхапа еще в детстве проявил желание стать монахом и с момента своего пострижения уже никогда дома не бывал. Предание рассказывает, что однажды мать Цзонкхапы в письме слезно умоляла его навестить ее. В ответном послании Цзонкхапа кровью нарисовал свой портрет, но приезжать отказался, сославшись на свою огромную занятость, он также посоветовал матери читать его сочинения это будет равносильно их встрече, заметил Цзонкхапа.

Цзонкхапа отличался великолепной памятью, прилежанием и невероятной эрудицией (говорили, что он знает наизусть весь Канон). Уже при жизни его сравнивали с бодхисаттвами - Авалокитешварой и всеведущим Маньджушри. Эти качества Цзонкхапы - огромная ученость, склонность к обобщениям, исключительное усердие и работоспособность во многом определили и характер его будущей школы, которая в высшей степени ценила схоластическую образованность, эрудицию, любовь к комментированию древних авторитетов, но значительно меньше поощряла творчество и самостоятельный поиск. Определенная догматичность и схоластическая сухость отличают саму стилистику сочинении последователей Цзонкхапы - гелугпинцев.

Цзонкхапа получил превосходное по тибетским стандартам образование, досконально изучив все направления буддийской философии и все системы тантрической йоги. Он собрался совершить паломничество в Индию к святыням буддизма, но, как утверждает житие, ему явился бодхисаттва Авалокитешвара и объявил, что если тот поедет в Индию, то скоро умрет. Цзонкхапа отказался от своего плана и занялся реформированием тибетского буддизма, руководствуясь своим пониманием наследия Атиши.

Надо сказать, что буддизм в Тибете конца XIV- начала XV в. отнюдь не переживал упадка. XIV в. был веком таких выдающихся мыслителей и ученых, как Лонгчэнпа и Будон. Однако совершенно определенно все больше увеличивался разрыв между монастырской традицией, возрожденной Атишей, и различными направлениями тантрической практики. Сам Цзонкхапа писал, что в его время люди, практикующие йогу, проявляют мало интереса к учению и теоретическому знанию, а любящие учиться мало заботятся о применении в духовной практике результатов своей учебы. Действительно, если мы посмотрим на историю буддийских школ XI-XIV вв., то увидим, что все они были прежде всего школами йогической практики, в большей (Ньингма-па) или меньшей (поздняя Кагью-па и Сакья-па) степени пренебрегая нормами Винаи, возрожденными в Тибете Атишей. Цзонкхапа, собственно, и хотел устранить этот дисбаланс и установить гармонию между йогой, философским дискурсом и монашеской дисциплиной. И это ему в целом удалось.

В своей реформаторской деятельности Цзонкхапа руководствовался следующими стандартами: 1) нормы буддийской практики, установленные Атишеи, 2) признание радикальной мадхьямака-прасангики высшей формой философского дискурса, 3) необходимость введения обязательного религиозно-философского образования для монахов, включающего в себя овладение базовыми положениями всех направлений Хинаяны и Махаяны, 4) практика тантрической йоги только после завершения общефилософской подготовки, получения солидного схоластического образования и принятия в том или ином объеме монашеских обетов . Как сказал, несколько утрируя ситуацию, один современный буддист, характеризуя позицию гелугпинцев: «Если не будешь знать логики, то не станешь Буддой». Одновременно гелугпинцы уделяли огромное внимание повышению престижа и статуса духовенства, благолепию и красоте монастырских интерьеров, величию и пышности литургии и богослужебного чина. Именно со времени Цзонкхапы в тибетских монастырях появились роскошно украшенные изображения Будд и бодхисаттв, завернутые в покровы из тончайшего шелка. Изменил Цзонкхапа и цвет одежд монахов, в которых уже несколько столетий преобладал красный цвет, символизирующий мудрость (праджню), теперь снова восторжествовал древний шафранный цвет, символ бедности и смирения (древние индийцы носили одежды белого цвета; на солнце одежды постепенно желтели, и именно такой пожелтевший вид они имели, будучи выброшенными на свалку, откуда только и брали свою одежду древнеиндийские аскеты - шраманы). Красные головные уборы сакьясцев и ньингмапин-цев также были заменены желтыми, что и дало гелугпинцам распространенное в старой буддологической литературе прозвание «желтошапочной секты».

Вначале Цзонкхапа считал себя только продолжателем дела Атиши и поэтому назвал свою школу, образовавшуюся после того, как он поселился в монастыре Гэндан (построен в 1409-1410 гг.), Новой Кадампой. Однако впоследствии название цзонкхапинской школы изменилось, и она вошла в историю под названием Гелуг-па, то есть школа монастыря Гэ (имеется в виду Гэндан - «Обитель Блага»), перевод названия Гелуг-па как «друзья добродетели» является неправильным.

Цзонкхапе принадлежит огромное количество сочинений, посвященных самым разным аспектам буддизма - от логики до тантрической йоги, но, пожалуй, самым знаменитым из них стал его обширный трактат «Ламрим чэн-мо» («Великий свод сведений о ступенях Пути», написан между 1402 и 1410 гг.). Задуманный как комментарий к небольшому трактату Атиши «Светоч Пути», он превратился во внушительную энциклопедию теории и практики буддизма. Именно Цзонкхапа впервые провозгласил радикальную мадхьямака-прасангику, как она представлена у Чандракирти, высшим из всех философских учений буддизма.

Умер Цзонкхапа в 1419 г. Его житие повествует, что перед смертью он почти месяц пребывал в глубоком самадхи, выйдя из которого, преподал последние наставления ученикам, причем его лицо испускало невыносимое для глаз сияние, а обликом он напоминал шестнадцатилетнего юношу, что было свидетельством проявления в нем Тела Всеблаженства - Самбхогакаи Будды. Его тело было подвергнуто бальзамированию и покрыто золотыми пластинами. Позднее оно было помещено в ступу. Преемником Цзонкхапы стал его любимый ученик Хайдуб. Другим известным учеником Цзонкхапы был Гэндун-дуб, провозглашенный посмертно Далай-ламой I.

В течение XV-XVI вв. влияние созданной Цзонкхапой школы Гелуг-па неуклонно росло, крепло и ее политическое положение. Гелугпинцы постепенно создали мощную сеть монастырей - дацанов, в которых проживало до нескольких десятков тысяч монахов. Дацаны были также образовательными центрами. Наиболее крупные дацаны имели три факультета - общий (философский - цанид), медицинский и тантрический (гью, джуд), в небольших дацанах был только общий факультет, на тантрический факультет принимали только монахов, получивших общую философскую подготовку, а в группы по изучению «Калачакра тантры» - только самых способных из числа допущенных к изучению тантр.

Система «цанид» предполагала последовательное изучение пяти дисциплин, на что уходило около пятнадцати лет (как правило, родители отдавали в монастыри детей в очень раннем возрасте), логика (прамана) - по сочинениям Дхармакирти; парамита (путь «классической» Махаяны) - по тексту Майтреи-Асанги «Абхисамаяланкара»), мадхьямака (по трактату Чандракирти «Мадхьямакаватара»); Виная (прежде всего Виная муласарвастивадинов), Абхидхарма (по «Абхидхармакоше» Васубандху и «Абхидхармасамуччае» Асанги).

К началу XVII в. школа Гелуг-па превратилась в силу, доминировавшую как в духовной, так и в политической жизни Тибета. Кроме того, со второй половины XVI в. при поддержке ряда монгольских правителей, прежде всего Алтан-хана, буддизм быстро распространяется в Монголии, причем власти там оказывают покровительство исключительно школе Гелуг-па. Внук Алтан-хана стал Далай-ламой IV, впервые сделавшим власть этих гелугпинских иерархов реальной политической силой. Позднее монгольский правитель Гуши-хан, вторгшийся в Тибет в 1640 г., оказал большую помощь Далай-ламе V в. укреплении власти последнего в масштабе всего Тибета.

Таким образом, в это же время тибетский буддизм не только распространяется за пределами Страны снегов, но и формируются важнейшие для нарождающейся тибетской теократии институты Далай-лам и Панчэн-лам.

При Далай-ламе V Великом Нгаван Лобсан Гьяцо (1617-1682) Гелуг-па не только становится главенствующей школой тибетского буддизма, вытеснившей старые школы на периферию духовной жизни и оттеснившей их на культурные окраины Тибета, но и объединившей под властью своих иерархов практически весь Тибет (некоторым князьям удалось сохранить свою независимость и от гелугпинских Далай-лам, и от самих «желтошапочников»>; наиболее яркий пример - тибетское королевство Бутан, где доминирует одно из малых направлений школы Кагью-па - Другпа-кагью).

Теократия Далай-лам и верховенство школы Гелуг-па просуществовали в Тибете до середины ушедшего XX в.

В 1950 г. правительство Китайской Народной Республики (провозглашена 1 октября 1949 г.) ввело в Тибет войска под предлогом его «освобождения». Совет Безопасности ООН отказался рассматривать протест Тибета против действий КНР, определенных правительством юного Далай-ламы XIV как агрессия, в связи с неясностью международного статуса Тибета. Тибет на условиях весьма широкой автономии вошел в состав Китая как Тибетский Автономный Район. Однако проводившаяся китайскими властями политика (в очень значительной степени - их пренебрежение к религии, культуре, обычаям тибетцев и тибетскому языку) привела в 1959 г. к восстанию, начавшемуся в области Кхам. Восстание было подавлено, после чего Далай-лама, многие иерархи всех школ тибетского буддизма и множество тибетцев из всех слоев общества бежали в Индию, что привело к резкому обострению китайско-индийских отношений. Начался период тибетской диаспоры, и закончилась история традиционного Тибета со всеми его институтами и ценностями.

Можно по-разному отнестись к тому, что произошло с Тибетом в середине XX в. Вполне уместна элегическая грусть по поводу вторжения в тибетскую легенду суровой реальности, положившей конец реализации «буддийского проекта» тибетской цивилизации. Безусловно, заслуживает глубокого сочувствия трагедия тибетского народа, насильственно вырванного из привычной жизни и вынужденного быть пассивным свидетелем осквернения своих святынь во время «культурной революции». Но тем не менее, нельзя не признать, что тибетский проект был обречен: в XX в. с его глобализацией всех социально-экономических, социокультурных и цивилизационных процессов просто не оставалось места для тибетского заповедника духовности без коммерции и схоластической учености, не озабоченной утилитарным применением своих достижений. И если бы история не вторглась в него на танке Народно-освободительной армии Китая, она вполне могла бы - мягче, но не менее безжалостно - явить себя в бутылке кока-колы и макдоналдсовском бигмаке.

Примечания:

У самих тибетцев существует миф о происхождении своих предков от союза самца обезьяны (иногда в «буддизированном» варианте эта обезьяна считается воплощением бодхисаттвы Авалокитешвары) и горной ведьмы

Хэшан (от санскритского упадхьяя - «учитель», «наставник») - почтительное наименование китайских монахов

Используемое в текстах выражение не следует воспринимать как циничную шутку тибетских историографов: согласно буддийскому учению, поступки царя непременно вели его к рождению в аду. Палдордже, убив Лангдарму, предотвратил дальнейшее возможное ухудшение его кармы, что неминуемо произошло бы в случае продолжения им гонений на буддизм. Кроме того, Палдордже совершил «героическое деяние бодхисаттвы»: ради процветания Дхармы и Сангхи он пожертвовал собственной благой кармой и перспективой счастливого рождения в следующей жизни, совершив одно из «черных деяний» - убийство

После Цзонкхапы в Тибете установилась следующая монашеская иерархия: хуварак - ученик, гецул (шраманера) - послушник, человек, частично принявшим монашеские обеты, и гелонг (то есть бхикшу) - полноправный монах, принявший все обеты, предусмотренные Винаей

Здравствуйте, дорогие читатели – искатели знаний и истины!

Монахи Тибета и их способности давно являются предметом обсуждения. О них слагают байки и легенды. Кто-то мечтает им подражать и так же, как они, жить в отдалении от мирской суеты, а кто-то называет чудаками. Одни восхищаются их возможностями, другие скептически закатывают глаза.

В этой статье мы постараемся развеять ваши сомнения и помочь вам подобраться к правде. Предлагаем включить воображение и прожить день тибетского ламы, чтобы узнать секреты недюжинных талантов этих удивительных людей.

Один день из жизни монаха

Жизнь монаха плавно перетекает из одного дня в другой. Время идет размеренно, ровно, спокойно. Почти всегда монах находится наедине со своими мыслями, в уединении – если не физическом, то духовном уж наверняка.

Караван, поставляющий продовольствие – это все, что связывает его с внешним миром. Даже с другими монахами он общается редко, а когда такое случается, то лама обычно немногословен.

В 6 утра в горах наступает день. Монахи приветствуют его, поднимаясь на горную вершину, где проводится групповая утренняя гимнастика. Они знают, как важно поддерживать в гармонии физическое тело и душу: чтение мантр сменяется обливанием ледяной водой и упражнениями, направленными на повышение выносливости.

Горный воздух в сочетании с солнечными ваннами, по крайней мере по четверти часа в день, способны подарить хорошее психофизическое состояние, зарядить энергией солнца, слиться с природой.

Медитации уносят в духовный мир, дают абстрагироваться от суетности человеческой жизни, поэтому ламы практикуют в течение всего дня. В перерывах они занимаются обычными делами, которые нужно выполнять для функционирования монастыря: занимаются возделыванием земли, готовят, убирают, стирают.

Послушники монастырей с особым вниманием относятся к своему питанию. Размер порции и ее калорийность рассчитываются индивидуально, они зависят от роста, веса, физической активности.

Главный секрет – не переедать, потому что это неизбежно ведет к лишнему весу, проблемам сердечно-сосудистой системы и опорно-двигательного аппарата.

При этом еда должна насыщать, быть богатой витаминами, чтобы энергии и полезных элементов хватало на весь день. Ламы питаются простой пищей, многие из них преимущественно вегетарианцы, хотя употребление яиц и молочных продуктов не возбраняется.


Прием пищи в монастыре не превращается в трапезу с сопутствующими светскими беседами. Даже едят здесь молча, медленно, тщательно.

Жизнь в храме насквозь пронизана вибрациями и мерным шепотом, в которые складываются мантры. Это своеобразная музыка тибетского пространства.

Кстати, о музыке. Особый, даже сакральный ее вид, известный человечеству, принадлежит монахам – это горловое пение. Оно не нуждается в сопровождении музыкальными инструментами, это одна из сторон культуры тибетцев и способ выражения философского канона.

Многие удивляются невозмутимости, отрешенности и спокойствию тибетских лам, их здоровью, долголетию. Залог этого – в их непреложных правилах:

  • уединение;
  • покой;
  • молитвы;
  • сосредоточение;
  • физическая активность;
  • медитации;
  • правильное питание;
  • закаливание;
  • светлые мысли;
  • единение с природой.


Сверхспособности или выдумки?

Мы нередко слышим истории, в которых люди восторженно рассказывают, например, о левитации и летающих монахах, а противовес им– опровергающие рассказы. Для обывателей эти знания мистичны и прикрыты завесой тайны, в то время как ученые из разных стран изучают способности, проводят исследования, делают измерения физических показателей.

Ламы своими действиями подтверждают, что регулярные медитации и йогические практики способны дать многое. Одна способность проявляется у тибетских практиков так часто, что ей даже дали название – «туммо».


Они научились повышать температуру своего тела, чтобы выдерживать долгое время, иногда даже целые месяцы, в холоде на высоте в три-четыре тысячи метров в легкой одежде.

В 80-е годы доктор медицинских наук из Гарвардского университета установил, что некоторые представители способны увеличивать температуру конечностей на восемь градусов – а это прямо противоположно обычной реакции организма на холод. Несколько лет спустя ученым из этой же альма-матер удалось зафиксировать на видео, как монах своим телом высушивает мокрое холодное белье.

Как говориться, шах и мат скептикам, которые не верят в правдивость настоящих экзаменов тибетцев, когда ученик всю ночь должен просидеть на снегу или льду лишь в мокрой одежде, которую до рассвета беспрестанно опускают в лунку каждый раз, как только она высохнет.

Также исследователи доказали, что ламы научились замедлять обмен веществ организма – это помогает медленнее тратить энергию, как происходит, скажем, во время сна. Сравните: метаболизм обычного человека при засыпании автоматически сокращается на 15%, в то время как среди медитирующих монахов этот показатель достигает 64%.

Еще одно ошеломляющее умение именуется как «лун-гом». Проявляется оно в развитии невероятной скорости при ходьбе по снегу с помощью медитаций, уменьшающих массу тела.

Ученые утверждают, что ими была зафиксирована рекордная скорость – 57 километров в час. При этом «бегуны» могут преодолеть не одну сотню километров без отдыха и еды.

Чудеса нетленности

В истории буддизма бывают уникальные случаи, которые со временем не кажутся уже такими беспрецедентными. Один из них – феномен Итигэлова. Своими глазами убедиться в правдивости этой истории может каждый из нас, отправившись в Иволгинский дацан, который находится в тридцати километрах от столицы Бурятии.


В ХХ веке был известен хамбо-лама Даши-Джордж Итигэлов. В 1927 году, в возрасте 75 лет, Учитель погрузился в медитацию, оставив своим последователям наставление эксгумировать его через три десятка лет.

Все сделали, как подобает, но результаты были шокирующими. Из бочки извлекли тело будто спящего человека, не изменившееся, не деформировавшееся. Более того, наблюдатели твердят, что иногда температура Учителя изменяется, а на кожных покровах проступает пот.

Факты налицо, результаты зафиксированы, монахи своим примером доказывают, что возможности человека безграничны. Доверять или проверять — выбирать вам.

Заключение

Большое спасибо за внимание, дорогие читатели! Пусть чудеса не покидают вас. Рекомендуйте наши статьи в социальных сетях, и будем искать истину вместе.


Не потеряйте. Подпишитесь и получите ссылку на статью себе на почту.

Рассуждая о жизни и её составляющих, разумный и действительно развивающийся человек, несомненно, придёт к выводу, что она состоит не только из повседневных дел, решения насущных проблем, суеты рабочих дней и отдыха в подходящее для этого время. По-настоящему полноценная жизнь подразумевает проявление внимания ко всем аспектам своего бытия. И сугубо материалистическое мировоззрение практически никогда не даёт человеку того, чего он на самом деле желает, пусть даже и редко задумывается об этом: ощущения глубинного счастья и гармонии, крепкого здоровья и долголетия, радости бытия и удовлетворения от каждого прожитого дня, духовного развития и личностного роста во всех его проявлениях.

Сегодня мы поговорим о том, как относятся к жизни действительно духовно развитые люди одной из самых таинственных и загадочных стран всех времён – монахи Тибета. Для удобства восприятия информация преподнесена в виде простых рекомендаций и разделена на два блока, каждый из которых касается отдельного аспекта жизни.

Физическая и повседневная жизнь

То, как мы действуем в каждодневной жизни, является основой нашей личности. Наши действия формируют наши привычки, убеждения, видение мира и понимание вещей. Они делают из нас тех, кто мы есть сегодня. Чтобы повседневная жизнь человека была гармонична и всегда наполнена положительной энергией, он должен придерживаться нескольких простых правил:

  • Избегать губительных физических проявлений: воровства, причинения страданий окружающим, сексуальных извращений. Всегда следить за своей речью: не лгать, не вести бестолковые разговоры, не ругаться и не злословить, исключить из лексикона нецензурные слова.
  • Нужно быть доброжелательным, остерегаться алчности, придерживаться достойных человека взглядов, не принимать желаемое за действительное. Любое проявление негатива создаёт свои вибрации, которые оказывают воздействие на жизнь человека.
  • , не голодать и не переедать. Еда должна быть качественной и преимущественно состоять из « » продуктов. Не нужно смешивать углеводы и белки. Также не стоит злоупотреблять алкоголем, «магазинными сладостями» и т.п. продуктами.
  • Всегда стараться одеваться соответственно погоде, избегать перегревов и переохлаждений. В противном случае, происходит дисбаланс в работе организма, что влияет, как на физическое, так и на духовное и эмоциональное состояние.
  • Соблюдать нормальный режим сна и бодрствования. Вообще, рекомендуется вставать как можно раньше, т.к. в ранее время на человека воздействует светлая энергия, которая влияет на его настроение, мысли, новые события и т.д. При необходимости дневного сна обязательно спать меньше, чем ночью.
  • Не спать после обеда, т.к. это ухудшает физическое состояние, что выражается в тяжести, кашле, лени, частых простудах, а также отражается на интеллектуальном состоянии: процесс мышления замедляется, исчезает острота ума.
  • Заниматься спортом и физическими упражнениями, делать зарядку. Не обязательно становиться профессиональным спортсменом, можно просто каждый день уделять упражнениям немного времени. Это дисциплинирует, придаёт силы, энергию и ощущение бодрости.
  • Стремиться к постоянному получению новых знаний. Для этого можно использовать всё, что угодно: общение, книги, документальные фильмы и т.п. Главное, чтобы информация была полезная, и её поток был постоянным. Что не менее важно – применять знания на практике.
  • По возможности, нужно вести дневник. В этом заложен глубокий смысл: ведя дневник, человек может глубже осознавать то, что с ним происходит, вникать в суть вещей, лучше узнавать самого себя и особенности своей натуры, видеть какие-то закономерности и делать выводы.
  • Слушать больше музыки – это оказывает благоприятное воздействие на эмоциональный фон, общее состояние и самочувствие, развивает внутренний мир, доставляет эстетическое наслаждение.

Духовная жизнь

Духовный аспект жизни человека играет такую же важную роль, как и физический. Без понимания этого, согласно, тибетским монахам, человеку будут сопутствовать неудачи, страдания, потери и боль. Итак, правила духовной жизни:

  • Нужно понимать, что причины страданий и болезней человека кроются, главным образом, в неблагоприятных состояниях сознания, довлеющих над ним. Чтобы быть здоровым физически, нужно, в первую очередь, быть здоровым духовно.
  • Для духовного развития рекомендуется регулярная медитация . Полезнее всего, практиковать её в одиночестве, но можно и с кем-то вместе. Медитация успокаивает ум, очищает мысли, восстанавливает энергетический баланс, усиливает связь человека с высшими силами. Медитировать рекомендуется рано утром сразу после пробуждения. Но если не получается утром, то лучше выбрать любое другое время, чем не медитировать вообще.
  • Стремитесь к спокойной жизни: без суеты и спешки, сконцентрировавшись на самых главных вещах, уделяя внимание лишь тому, что на самом деле этого требует, не принимая ничего близко к сердцу и не усложняя, находясь в состоянии присутствия в настоящем моменте.
  • Ежедневно самосовершенствуйтесь: проявляйте самые лучшие черты своего характера, избавляйтесь от пагубных привычек, будьте терпеливы, справедливы, благоразумны и мудры во всех своих действиях и мыслях. Придерживайтесь позитивного образа себя и следуйте ему. Чем больше вы будете уделять этому внимания, тем скорее вы взрастите в себе правильное отношение к жизни.
  • Стараться сохранять осознанность, быть осторожным и внимательным ко всему. Нахождение в состоянии «здесь и сейчас» позволяет всегда быть в курсе происходящего, понимать смысл происходящих событий; тренирует внимание и способность к концентрации.
  • Развитие творческого потенциала – ещё одна составляющая духовной жизни. Занимайтесь творчеством: пишите стихи, рисуйте, играйте на музыкальных инструментах, тренируйтесь в или . Подобные практики раскрывают потенциал, активизируют скрытые способности, облагораживают, способствуют расширению восприятия и появлению нового взгляда на мир.
  • Из всего, что с вами происходит, вы должны научиться извлекать уроки. Любые внешние события – это отражение внутреннего мира. Анализируйте всё, что происходит: если случилось что-то хорошее, постарайтесь понять, что было ему причиной; в случае отрицательных событий, поразмышляйте над тем, какие ваши мысли этому поспособствовали.
  • Живите сегодняшним днём. Тибетские монахи говорят, что нет ни вчера, ни завтра, а есть только сегодня и только сейчас. Поэтому, каждый день стремитесь к тому, чтобы быть лучшим, каким вы можете быть, уделяйте внимание родным и близким вам людям, цените каждый момент и растите духовно. Вчерашний день уже прошёл, а завтрашний может и не наступить.
  • Принимайте всё таким, каким оно является. Это касается всего: людей, событий, явлений, вещей. Помните о том, что ни мир в целом, ни другие люди вам ничего не должны. Всё всегда идёт своим чередом и если что-то происходит, значит, так и должно происходить. Излишняя требовательность делает человека несчастным, т.к. заставляет его всегда чего-то ожидать от людей или жизни, разочаровываться, становиться подавленным. Мир не является ни плохим, ни хорошим, он нейтрален, всё остальное зависит от нашего восприятия.
  • Развивайте свою интуицию и всегда прислушивайтесь к своему внутреннему голосу. Скрытая сторона вашей личности (читай подсознание) всегда знает ответы на любые вопросы вашего разума. Нужно только наладить с ней контакт и понимать её язык. А это возможно только благодаря практике.

Эта информация ни в коей мере не претендует на то чтобы быть всеобъемлющей и не раскрывает всю глубинную суть мировоззрения и верований тибетских монахов. В действительности всё это имеет многовековую историю и всевозможные особенности. Но одним лишь глазком коснувшись мировоззрения этих людей, мы можем провести параллели с нашей повседневностью и увидеть, насколько современный цивилизованный и образованный человек может быть далёк от того образа жизни, который позволил бы ему обрести себя и прийти к гармоничному существованию. Описанные правила очень просты. Возможно, именно по этой причине многим людям так сложно их придерживаться.

Ниже мы предлагаем вам пройти небольшой опрос, который позволит понять, есть ли среди наших читателей люди, которые стремятся к духовной и осознанной жизни, или даже те, кто и сам придерживается правил жизни тибетских монахов.


Похожие статьи

Как сделать серое крошево из капусты

Как сделать серое крошево из капусты

Анафоры, антитезы, инверсии

Анафоры, антитезы, инверсии

Приметы для строительства нового дома — как и почему Народные приметы при строительстве нового дома

Приметы для строительства нового дома — как и почему Народные приметы при строительстве нового дома

×
Close